Четыре Веды, содержание которых мы кратко рассмотрели выше (правда, о Самаведе были даны только самые общие сведения), составляют древнейший слой дошедшей до нас индийской литературы ведийского периода. Эти четыре собрания гимнов, заклинаний, песнопений и молитв принято обозначать также термином самхита, значение которого более ограниченно, чем значение слова «веда». Под словом «веда» понимают иногда то же, что и под словом самхита, т. е. тексты тех «четырех памятников, которые рассматривались выше, иногда же в понятие «веда» в широком смысле кроме самхиты включают и примыкающие к последней произведения более поздней эпохи, так называемые Брахманы, Араньяки и Упанишады. Так, под Ригведой мы подразумеваем обычно собрание 1017 гимнов, обзор содержания которого (был дан в предшествующей главе, т. е. тот памятник, название которого более точно определяется как Ригведа-самхита; в более же широком смысле ведийская традиция включает в понятие Ригведа также относящиеся к ее самхите брахманы.

К каждой Веде (самхите) относятся свои брахманы. Слово brahmana (среднего рода) мы встречали уже в Атхарваведе в значении «священная тайна», но оно имеет также специфическое значение: «комментарий, толкование ученого жреца (брахмана), специалиста в науке о жертвоприношении, относительно определенной детали ритуала». Такого рода брахманы содержатся уже в «Черной Яджурведе». Но под Брахманами мы подразумеваем здесь определенный цикл ритуальных комментариев к четырем Ведам, которые традиционно включаются в их состав, но в действительности представляют собой самостоятельные литературные памятники, относящиеся в целом к другой, более поздней эпохе; время создания основного свода Брахман — приблизительно VIII—VII вв. до н. э. Хотя традиционно Брахманы распределяются по всем четырем Ведам, и по времени, и по месту создания, и по языку и стилю, и по характеру своего содержания они ближе всего к Яджурведе.

Не все Брахманы дошли до наших дней, но и сохранившиеся составляют весьма обширный литературный цикл; каждое из этих произведений достигает внушительных размеров.

К Ригведе относятся две брахманы, принадлежащие к числу древнейших и наиболее значительных. «Айтарея-брахмана» состоит из 40 глав, в которых трактуются главным образом вопросы жертвоприношения сомы, а также обрядов агнихотра и раджасуя. Как автор в самой книге назван Махидаса Айтарея, но он скорее всего был лишь составителем и редактором трудов многих ученых брахманов. Родственна этой брахмане «Каушитаки-брахмана», иногда называемая «Шанкхаяна-брахмана», также принадлежащая «Ригведе». И в ней главное содержание составляют жертвоприношения сомы, а кроме того, обряды даршапурнамаса, агнихотра, чатурмасья (обряда времен года) и некоторые другие.

К Самаведе относится «Тандья-Маха-брахмана», называемая также «Панчавимша-брахмана», т. е. «Брахмана двадцати пяти [книг]» (состоит из 25 книг, как указывает ее второе название). Это тоже один из древнейших памятников цикла, дающий, в частности, интересные сведения об обряде вратьястома, приема в брахманскую варну инородцев; он упоминается еще в Атхарваведе. Продолжением «Тандья-Маха-брахманы» является «Шадвимша-брахмана» (т. е. «Двадцать шестая»), составляющая как бы ее 26-ю книгу. В свою очередь, последнюю часть «Шадвимши» составляет «Адбхута-брахмана», поздний текст, посвященный чудесам и предзнаменованиям.

К «Черной Яджурведе» относится «Тайттирия-брахмана» — своего рода продолжение «Тайттирия-самхиты». Собственно, «Черная Яджурведа» по своему содержанию настолько близка к Брахманам, что с нее в известном смысле можно начинать этот цикл. «Тайттирия-брахмана» вместе с «Тандья-Маха-брахманой» считаются наиболее древними из сохранившихся Брахман.

К «Белой Яджурведе» относится «Шатапатха-брахмана», т. е. «Брахмана ста путей», называемая так потому, что она состоит из 100 глав (адхьяя). Это самый значительный памятник всего цикла (и по объему и по содержанию); впервые он был издан А. Вебером в 1855 г. В редакции школы Мадхьямдина она разделяется на 14 книг (канда), в редакции Канва — на 17. Автором всей книги назван легендарный мудрец Яджнявалкья, но центральная ее часть (книги 6—10 в редакции Мадхьямдина), посвященная обряду агничаяна и «тайне огненного алтаря», агнирахасья, излагается согласно другому авторитету — Шандилье. В этой брахмане также описывается впервые чрезвычайно важный обряд инициации (упанаяна); значительное место уделяется в ней упоминавшимся обрядам ашвамедха и пурушамедха, похоронным обрядам и т. д. Но особенно интересна «Шатапатха-брахмана» многочисленными содержащимися в ней легендами и мифами. Сложилась эта книга несколько позднее, чем брахманы, названные раньше, язык ее менее архаичен, и стиль более развит, но и она принадлежит к числу древнейших памятников ведийского цикла.

Атхарваведа, канонизированная относительно поздно, не имела своих брахман. Позднее ей была приписана «Гопатха-брахмана», памятник более поздней эпохи, в двух книгах, значительная часть содержания которых заимствована из «Шатапатхи» и из «Айтарея-брахманы», а также из других источников, сравнительно поздних.

Если обратиться к общей характеристике содержания цикла Брахман, можно повторить все то, что уже было сказано в этом отношении о Яджурведе, с которой, как уже отмечалось, они имеют больше всего общего; все они посвящены почти исключительно ритуалу, брахманы Ригведы — тем деталям ритуала, которые принадлежат компетенции хотара, брахманы Самаведы — в основном обязанностям удгатара, брахманы Яджурведы — адхварью. Это своего рода руководства для жрецов, уточняющие, объясняющие и интерпретирующие многочисленные ритуальные правила, которые в основном изложены в «Черной Яджурведе». В равной степени для культовых текстов Яджурведы и Брахман характерны те же бесконечные сопоставления ритуальных элементов с мифологическими образами, стихиями, отвлеченными понятиями, та же мистическая символика вещей и чисел, отождествление,  ложные этимологии и т. п.

Содержание Брахман традиционно разделяется на «правила» (видхи) и «толкования» (артхавада). Сначала даются правила совершения отдельных обрядов, затем — толкования и объяснения цели и смысла обрядовых действий и формул. Так, «Шатапатха-брахмана» начинается с предписаний относительно обета воздержания (врата), который жертвователь (яджамана) обязан соблюдать перед началом обрядов даршапурнамаса:

Тот, кто намеревается взять на себя обет, касается воды рукою, в то время как он стоит между огнями ахавания и гархапатья, повернувшись лицом к востоку. Причина, по которой он касается воды, следующая: нечист человек, ибо он молвит неправду; потому совершает он внутреннее очищение, ибо вода поистине чиста и очищает. Он думает: очистившись очищающей, я приму обет; и потому касается воды (I.1.1.1).

Далее приводится молитва из «Ваджасанейи-самхиты», обращенная к Агни, которую жертвователь должен произнести, глядя на огонь, и поясняется: «Ибо Агни есть Владыка обетов (Вратапати) среди богов; потому к нему обращает он эти слова».

Эти пояснения довольно просты, но иногда приводятся гораздо более сложные и запутанные; при этом цитируются мнения различных авторитетов, которые могут расходиться в важных или второстепенных деталях. Например, далее в той же «Шатапатха-брахмане» отмечается полемика относительно того, нужно ли при упомянутом обете воздержания поститься или нет:

Что касается еды или поста, Ашадха Саваяса придерживается того мнения, что обет именно состоит в посте. Ибо, говорит он, боги знают ведь намерение человека. Они знают, что такой-то, который принимает обет, на следующее утро принесет им жертву. Потому все боги являются в его дом; они живут с ним (upavasanti) в его доме. Поэтому день этот называется упавасатха (upavasatha «день поста»). Кроме того, несомненно, неприлично, если кто-нибудь станет есть прежде, чем поедят его гости, тем более если он станет есть прежде, чем поедят боги. Поэтому он ни в коем случае не должен есть. Но иначе говорит Яджнявалкья: — Если он не ест, он поступает так, словно приносит жертву предкам. Но если он ест, он оскорбляет богов тем, что ест прежде них. Поэтому он должен поесть так, словно бы он и не ел. То, что не годится в жертвенную пищу, даже съеденное, считается за несъеденное. Вкусив такой пищи, он не поступит, как жертвующий предкам... и не поест прежде, чем поели боги. Поэтому пусть он ест то, что растет в лесу, — лесные коренья или плоды деревьев.— По этому поводу Барку Варшна сказал: — Приготовьте мне бобов, ибо ими не приносят жертву.— Но так поступать не следовало; так как бобовые добавляются к рису и ячменю, и, следовательно, он умножает ими рис и ячмень. Пусть он поэтому ест только то, что растет в лесу (I.1.1.7—10).

Толкования обрядов в Брахманах, часто гораздо более туманные и замысловатые, чем приведенные выше, основываются главным образом на той же ритуальной символике, которой посвящено содержание Яджурведы; здесь также отражаются многие черты архаического мировоззрения древнейшей эпохи, являющего собой систему повторений и тождеств, причудливую и непоследовательную с точки зрения современного читателя. Снова Агни отождествляется здесь то с солнцем, то с конем, то с деревом палаша (а те между собой), Праджапати — с годом, с жертвоприношением, с черной антилопой, Адити— с той же черной антилопой, с землей и т. д., Вишну — с жертвоприношением, жертвоприношение— с человеком, женский пояс — с петлей Варуны, женская одежда — с растениями, сосуд Матаришвана — с воздушным пространством, воздушное пространство — с размером триштубх, меж тем как другой стихотворный размер, гаятри, отождествляется с Агни или с птицей, принесшей с небес сому, определенные песнопения — соответственно с землей, воздухом и небом и т. д. Так боги, стихии, части вселенной и части человеческого тела, животные, растения, ритуальные и бытовые предметы, стихотворные размеры и отвлеченные понятия как бы сливаются в неразличимом хаосе тождеств; сопоставления эти восходят к архаическому мировоззрению, магическим представлениям, в которых нет еще ничего твердого, определенного и любой предмет или понятие может превратиться в любой другой предмет или понятие. Но жреческая идеология сохраняет или возрождает эти древние формы мышления уже на достаточно позднем историческом этапе,  упомянутые ряды отождествлений в Яджурведе и Брахманах, не будучи их прямым отражением, носят следы некоторой искусственности; в них включаются также отвлеченные понятия, такие, как вера, подвижничество, желание и т. п., и стихотворные размеры.

В то же время не все эти отождествления так произвольны и бессистемны, как может показаться на первый взгляд. Например, Вишну регулярно идентифицируется с жертвоприношением, и это отражает возросшее значение его образа в пантеоне, поскольку именно жертвоприношение, как мы отмечали, занимает центральное место в идеологическом содержании Брахман. Но еще более тесно связан с жертвоприношением и постоянно отождествляется с ним Праджапати, что отвечает главенствующему положению его в поздневедийской мифологии и его роли бога-творца. Жертвоприношением Праджапати творит мир, он сам создатель жертвоприношения, он же и жертва, как первая жертва он отдает себя богам (отождествляясь с Пурушей, см. выше).

Также важно и знаменательно отождествление Праджапати с годом. Уже в Атхарваведе Праджапати отождествляется с Временем (Кала), которому тоже приписывается космогоническая функция, но которое особенно связывается с понятием смерти; спекуляции о смерти и бессмертии занимают важное место в Брахманах, и как раз эти тексты представляют определенный интерес, свидетельствуя о предпосылках позднейшего развития некоторых идей древнеиндийских религиозно-философских учений.

Бессмертие богов, согласно теософии Брахман, обеспечивается только жертвоприношением. «Год есть Смерть»,— гласит текст в «Шатапатха-брахмане» (X.4.3.1); поскольку Праджапати идентифицируется с годом, он выступает также как персонификация Смерти, и в том же тексте говорится, что «боги пребывали в страхе перед этим Вершителем конца (Антака; обычно это эпитет Ямы, с которым Праджапати здесь, таким образом, тоже отождествляется), Смертью, Годом, Праджапати», и далее рассказывается, как ради обретения бессмертия они прибегли к жертвоприношению.
Другое важное понятие Брахман, отождествляемое со Смертью, — Голод (Кшудх); и ему приписывается космогоническая функция («Шатапатха-брахмана», Х.6.5). Кроме того, он связывается с жертвоприношением: даже боги голодали бы, если бы люди не приносили им жертвы. Голоду противопоставляется пища; «от питания отступает голод... от света — тьма, от бессмертия — смерть»,— гласит текст «Шатапатха-брахманы» (X.2.6.18).

 

В.Г. Эрман ОЧЕРК ИСТОРИИ ВЕДИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

          

You have no rights to post comments