О значении термина brahman говорилось выше. В космогонической легенде «Шатапатха-брахманы» (VI.1.1) Брахман прямо отождествляется с тремя Ведами (трайи видья). Понятие это означало, видимо, и некое воплощение могущества брахманского сословия, что тоже могло, способствовать выдвижению его на первый план в литературе Брахман, выражающей жреческую идеологию.
Повествовательные тексты Брахман преимущественно и придают литературный интерес этим памятникам. Пурана («старина»), итихаса (букв, «былина»), акхьяна («сказание») — эти термины и позднее сохраняются для обозначения различных жанров эпической и повествовательной литературы; в Брахманах они обозначают легенды, притчи и повести, которые приводятся в артхавадах для мифологической иллюстрации отдельных положений ритуала. Как и в «Черной Яджурведе», в Брахманах некоторые из этих сказаний, восходящие к древнему фольклору, народному мифотворчеству, отличаются несомненными художественными достоинствами.
Одна из наиболее интересных легенд этого цикла — упоминавшаяся легенда о Шунахшепе — излагается в главах 13—18 седьмой книги «Айтарея-брахманы»:
У Харишчандры, сына Ведхаса, царя из рода Икшваку, не было детей. У него было сто жен, но ни одна не родила ему сына. Однажды посетили его мудрецы Парвата и Нарада . Он спросил Нараду: — Все люди желают иметь сына, и мудрые и глупцы. Скажи мне, Нарада, чего достигает человек, имея сына? — Отец, взирающий на лицо сына, рожденного им при жизни, оплачивает в нем свой долг, достигает благодаря ему бессмертия. Из всех радостей, которые знают существа на земле, в огне и в воздухе, высшая радость— радость отца, обретшего сына. Сыном отец побеждает всякую тьму. Он сам рождается в нем заново, сын для него — корабль спасения. Что толку в грязи, в звериной шкуре, в бороде, в умерщвлении плоти! Брахманы, желайте себе сына — в нем обретете вы небесное царство. Пища есть жизнь, кров есть защита, драгоценность есть красота; свадьба дарует скот, жена есть друг, дочь есть горе; свет в вышних небесах есть сын для отца (VII.13.1-6).
Далее Нарада советует царю обратиться с молитвой о сыне к боту Варуне. «Да родится у меня сын, и я пожертвую его тебе» — с такой молитвой по совету Нарады обращается Харишчандра к Варуне.
— Да будет так, — сказал Варуна. И у царя родился сын; его назвали Рохита. И Варуна сказал царю: — Ну вот, у тебя родился сын, отдай его мне.— Но тот отвечал:— Только когда исполнится животному десять дней, становится оно годным для жертвоприношения. Пусть он проживет десять дней; тогда я принесу его тебе в жертву.— Да будет так.— И вот, ему минуло десять дней. Бог сказал отцу: — Вот ему исполнилось десять дней. Принеси его мне в жертву.— Но тот отвечал: — Только когда у животного прорежутся зубы, становится оно годным для жертвоприношения. Пусть у него прорежутся зубы; тогда я принесу его тебе в жертву.— Да будет так.
И так Харишчандра выпрашивает у бога отсрочку за отсрочкой и оттягивает жертвоприношение, пока Рохита не достигает совершеннолетия. Тогда наконец царь уже не может уклониться от выполнения данного Варуне обещания, но Рохита убегает и целый год скитается в лесах. Варуна между тем карает Харишчандру, наслав на него водянку. Узнав об этом, Рохита хочет вернуться, но перед ним предстает Индра в облике брахмана и велит ему продолжать свои скитания. Проходит пять лет, и на исходе каждого года. Рохита собирается домой, но всякий раз Индра является ему и побуждает его к дальнейшим странствиям.
Наконец на шестой год Рохита встречает в лесу нищего брахмана Аджигарту, страдающего от голода вместе со своей семьей. У брахмана три сына — Шунахпуччха, Шунахшепа и Шунолангула. Рохита предлагает брахману сто коров за одного из его сыновей, с тем чтобы тот заменил его на жертвоприношении Варуне, и Аджигарта соглашается. Поскольку отец не хочет отдавать старшего сына, а мать — младшего, Рохите продают среднего, Шунахшепу. Варуна принимает замену (с характерной мотивировкой: «Потому что брахман стоит больше, чем кшатрий»,— сказал Варуна). Все приготавливают для жертвоприношения, но не находится никого, кто взялся бы привязать несчастного Шунахшепу к жертвенному столбу, к которому обычно привязывают животных перед ритуальным закланием. Тогда отец Шунахшепы говорит: «Дайте мне еще сто коров, и я его привяжу». И потом еще за третью сотню коров он берется заклать собственного сына. Ему дают коров, сколько он просит, и вот Аджигарта с ножом в руках приближается к Шунахшепе. «Тот подумал: Меня хотят заклать словно я не человек. Хорошо же! Я прибегну к защите богов» (18.12). И он обращается с молитвами ко всем высшим божествам ведийского пантеона — здесь как его молитвы приводится ряд гимнов из Ригведы; но только когда Шунахшепа обратился с молитвой к Ушас, путы упали с него, и Харишчандра выздоровел. В заключение рассказывается, как Шунахшепу торжественно вводят в брахманское собрание, где его осеняет благодать и он открывает новый вид жертвоприношения сомы; знаменитый мудрец Вишвамитра усыновляет его и объявляет своим наследником в обход собственных ста сыновей. Затем в «Айтарея-брахмане» поясняется, что эту легенду должен рассказывать жрец-хотар царю при обряде раджасуя и с царя снимутся все грехи, а он за это должен даровать рассказчику тысячу коров; а также этот рассказ должен выслушать тот, кто хочет иметь сына.
Помимо мифологического содержания, отразившего важный переворот сознании общества на ранней стадии исторического развития, в этой повести в «Айтарея-брахмане» представляют интерес такие моменты, как продажа сына ради пропитания семьи, переосмысление древнего мотива жертвоприношения первенца в образе алчного брахмана Аджигарты,— мотивы, навеянные, очевидно, уже действительностью современной памятнику эпохи.
Имя Шунахшепа встречается еще в Ригведе (он считается автором нескольких ее гимнов). В Брахманах мы находим развернутое изложение части мифов, которые в Ригведе только упоминаются или приводятся в отрывках. Так, в «Шатапатха-брахмане» содержится версия мифа о Пуруравасе и Урваши, отраженного впервые в известном гимне-диалоге. Миф повествует о том, как небесная дева (апсара) Урваши полюбила смертного, царя Пурураваса, и согласилась стать его женой, но поставила ему условие — она никогда не должна была видеть его обнаженным. Они жили вместе счастливо, но гандхарвы, друзья и супруги апсар, хотели, чтобы Урваши покинула смертного и вернулась к своим. У нее было два ягненка, которых она очень любила. Однажды ночью гандхарвы похитили одного из них. На крик Урваши Пуруравас вскочил со своего ложа, но пока он оделся и выбежал из дома, похитители исчезли; Урваши же осыпала его упреками. В следующую ночь, когда гандхарвы явились за вторым ягненком, Пуруравае вскочил с ложа, не одеваясь. Тогда гандхарвы осветили его молнией; Урваши увидела его обнаженным, условие было нарушено, и она исчезла. Пуруравас отправляется на поиски ее, скитается по всей Курукшетре и наконец приходит к озеру, покрытому лотосами, где плавают апсары в облике лебедей, и среди них Урваши. «Когда она увидела его, она сказала: — Вот человек, которого я любила.— Покажемся ему, — сказали они.—Хорошо,— отвечала она, и они предстали перед ним в своем истинном облике».
И далее следует диалог между Пуруравасом и Урваши, тот самый, который составляет все содержание гимна Ригведы (Х.95): «Пуруравас . О жена, жестокая, погоди, поговори со мной. Если останется между нами несказанное, не будет нам радости в грядущие дни. Урваши. К чему мне говорить с тобой? Я ушла, как первый луч зари. Пуруравас, возвращайся домой! Я как ветер, которого не удержать...» Пуруравас в отчаянии обещает покончить с собой, броситься с утеса на съедение диким волкам. «Урваши. Не умирай, Пуруравас, не бросайся с утеса на съедение диким волкам. Не может быть дружбы с женщинами; сердца их — сердца гиен». Но далее в «Шатапатха-брахмане» рассказывается:
Тогда ей стало жаль его, и она сказала: — В этот же день через год приходи сюда снова; тогда ты останешься со мной на одну ночь. К тому времени родится наш сын, которого я ношу во чреве. — И когда минул год, он пришел туда снова. И что же — там стоял золотой дворец! Ему сказали: — Войди.—И они выслали к нему Урваши. Она же ему сказала: Завтра гандхарвы дадут тебе на выбор исполнение одного желания, выбери одно.— Выбери ты за меня! — Ты должен сказать я хочу стать одним из ваших!
Пуруравас так и поступил, и гандхарвы научили его особому обряду, особой форме жертвоприношения огню, дающей человеку возможность стать гандхарвом. Собственно, ради объяснения такого обряда и приводится этот миф в «Шатапатха-брахмане» (XI.5.1). Но сам он, несомненно, является порождением древнего народного мифотворчества и отражает мотив, распространенный в фольклоре многих народов и многократно использованный в мировой литературе.
В «Шатапатха-брахмане» мы встречаем также древнейшую в индийской литературе версию другого распространенного у многих народов мира мифа — мифа о потопе:
Однажды утром Ману принесли воды вымыть руки, как это принято и поныне... Когда он умывался, ему попала рыба в руки. Она ему сказала: — Сохрани мне жизнь, и я спасу тебя.— От чего ты спасешь меня? — Придет потоп для всех живых существ. От него я спасу тебя. Как мне сохранить тебе жизнь? — Она сказала: — Пока мы, рыбы, маленькие, нам грозит отовсюду смертельная опасность. Одна рыба пожирает другую. Ты должен сначала держать меня в горшке, а когда я из него вырасту, ты выкопай пруд и держи меня там, а когда я из него вырасту, отнеси меня к морю, ибо тогда смерть не будет грозить мне ниоткуда.— И так она выросла вскоре и стала рыбою джхаша, а это самая большая из рыб. И она сказала : — В такой-то год будет потоп. Потому сделай корабль и жди меня. Когда же настанет потоп, взойди на корабль, и я спасу тебя.— И после того как он таким образом сохранил ей жизнь, он отнес ее к морю. И в том году, который ему указала рыба, он построил корабль и ждал. Когда же настал потоп, он взошел на корабль, и рыба приплыла к нему. Он привязал канат к рогу рыбы, и она быстро повлекла его к северной горе, Тогда сказала рыба: — Я спасла тебя. Привяжи корабль к дереву. Но смотри, чтобы, пока ты будешь на горе, вода не отрезала тебя от земли. Поэтому спускайся постепенно, по мере спада воды.— Он спускался постепенно. И это место в северных горах доныне называется «Спуск Ману». А потоп смыл все живые существа. Только Ману остался (I.8.1.1—6).
Далее рассказывается о том, как Ману ради продолжения человеческого рода совершил жертвоприношение; из этого жертвоприношения возникла женщина по имени Ила; и Ману с Илой возобновили человеческий род на земле. Все сказание приводится в «Шатапатха-брахмане» как объяснение термина ила (ида), означающего род жертвенной пищи; таким образом, и этот миф связывается в Брахманах с задачей толкования ритуала.
Хотя в целом Брахманы не представляют значительной литературной ценности, в истории индийской литературы они занимают немаловажное место. Вместе с «Черной Яджурведой» они представляют собой древнейшие памятники древнеиндийской прозы. Стиль Брахман достаточно был охарактеризован выше, в обзоре их содержания (как и стиль «Яджурведы»). Язык их представляет более позднюю стадию развития древнеиндийского по сравнению с Ригведой, в связи с чем его можно сравнить с языком Атхарваведы, с которым он являет отдельные общие черты; здесь также древнее многообразие форм сводится к известному единству. В Брахманах содержатся и стихотворные тексты (гатха), более архаические по языку, чем проза. В целом наиболее архаичен язык «Панчавимша» и «Тайттирия-брахманы». Последняя по. содержанию, языку и стилю мало отличается от «Тайттирия-самхиты», продолжением которой она, по существу, является. Стиль ее отличается значительной тяжеловесностью; также тяжел и часто туманен стиль «Айтарея-брахманы» и ряда других ранних памятников цикла. Напротив, более развит и в то же время более прост и ясен литературный стиль относительно поздней «Шатапатха-брахманы»; язык ее уже приближается во многом к классическому санскриту.
В.Г. Эрман ОЧЕРК ИСТОРИИ ВЕДИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
