Немногим уступает Шакунтале по своим художественным достоинствам другой драматический шедевр Калидасы — Мужеством добытая Урваши (Vikramorvachi). Правда, некоторые ученые (С. Леви, Вильман-Грабовская и др.) считают эту драму настолько ниже Шакунталы в художественном отношении, что видят в ней упадок таланта Калидасы; поэтому они предполагают, что это была последняя из его пьес по времени написания. Вряд ли, однако, основательно это мнение об упадке творчества Калидасы в Урваши.

Мы находим здесь некоторые повторения в художественных средствах и отдельных поэтических приемах; драматическая форма Урваши, возможно, несколько слабее, чем в предыдущих двух пьесах. Но Калидаса, как верно замечает С. Ф. Ольденбург, «отлично чувствует, что может без ущерба для художественной красоты своих произведений повторять в них некоторые приемы, ибо не на них строится суть драмы». Глубина содержания и образов драмы, красота поэтического выражения ставят Урваши в один ряд с Шакунталой.

Тема любви смертного к неземной деве широко распространена в народных преданиях многих стран; она неоднократно использовалась в мировой литературе (Снегурочка, Пери, Раутенделейн, андерсеновская Русалка и др.). В Индии со времен глубокой древности хранилась в народе поэтическая легенда о любви царя Пурураваса к апсаре — небесной деве Урваши, легенда, давшая сюжет драме Калидасы. Она встречается уже в одном из древнейших гимнов Ригведы, хотя в довольно туманной форме (Rgveda, X, 95).

Все, что мы находим в этом гимне, — это не совсем понятный диалог между Урваши и Пуруравасом, тщетно умоляющим небесную деву вернуться к нему. В поздней ведической литературе мы находим толкование этого гимна. В Шатапатха-брахмане рассказывается о браке Пурураваса, сына Илы, с небесной девой Урваши. Однажды ночью гандхарвы похитили любимого ягненка Урваши. На крики жены Пуруравас, неодетый, выскочил из постели вслед похитителям. В это время гандхарвы осветили его молнией; увидев своего супруга обнаженным, Урваши покидает его (Шатапатха-брахмана V, l—2).

Впоследствии сказание о Пуруравасе и Урваши много раз использовалось в древнеиндийской литературе. Оно встречается в пуранах (в Вишну-, Падма- и Матсья-пуране), в Махабхарате (в Хариванше), в «Брихаткатхе» Гунадхьи и в других литературных памятниках. Со временем, однако, сюжет легенды изменился.

Драма Калидасы имеет более всего общих черт с вариантом Матсья-пураны, и вероятнее всего именно оттуда заимствовал сюжет драматург. В Матсья-пуране рассказывается, что однажды Добродетель, Богатство и Желание явились к царю Пуруравасу с целью узнать, кто из них выше всего ценится в его глазах.

Царь принял всех троих с почетом, но высшее уважение выказал Добродетели. Оскорбленные Богатство и Желание прокляли Пурураваса. Богатство предсказало ему, что Скупость будет причиной его падения; Желание предрекло ему, что он будет разлучен со своей возлюбленной. Но Добродетель предсказала ему долгую жизнь и власть над всей землей для его потомков.

В драме Калидасы нет упоминания об этой причине несчастий героя; но из Матсья-пураны он взял эпизоды освобождения апсары царем Пуруравасом из рук демона, представления драмы о Лакшми на небесах (на котором Урваши, исполняющая роль героини, обмолвилась и произнесла имя Пурураваса вместо Пурушоттама) и последовавшего проклятья Бхараты, которое и послужило, как известно, непосредственной причиной разлуки царя с возлюбленной. Кроме того, и в Матсья-пуране и в Урваши Калидасы смягчен трагический характер ведической легенды и прибавлен счастливый конец.

В драматической интерпретации древнего сюжета Калидаса, верный своему характеру, смягчил все грубости сказания. В своей драме он создал поэтический образ небесной нимфы Урваши, в отдельных чертах сходный с образом Шакунталы, но в то же время совершенно от него отличный. Урваши предается своей любви столь же глубоко и самозабвенно, как Шакунтала, но характер ее чувства иной — более бурный и пылкий. Ее порывистая и гордая натура более склонна к немедленному и решительному действию для удовлетворения своих желаний. Женская робость и стыдливость, проявляемые Урваши в любовных сценах с Пуруравасом в первом акте, соединяются у нее со страстной энергией, которая побуждает героиню к решительным поступкам, когда дело идет о борьбе ее за свое достоинство и счастье. В то же время эта стремительность характера Урваши, в сочетании с некоторой капризностью избалованной и гордой небожительницы, толкают ее на необдуманные действия, в которых ей же приходится горько раскаиваться впоследствии. Из этих черт складывается ее образ, в высшей степени жизненный и яркий.

В образе небесной девы Калидаса, как это свойственно глубоко человечному характеру его творчества, рисует земную женщину со всеми ее слабостями и недостатками и во всей ее живой и милой сердцу поэта красоте.

Образы героев у Калидасы обычно бледнее женских. Тем не менее характер царя Пурураваса обрисован в пьесе с большим искусством. Особенно ярко показана его глубокая и искренняя любовь к Урваши; она раскрывается с замечательной поэтической проникновенностью в знаменитом четвертом акте драмы.

Как безумный, блуждает несчастный Пуруравас по лесам, долинам и горам в поисках потерянной Урваши. В звучных и патетических стихах выражает он тоску своего измученного разлукой сердца. Монолог царя, прерываемый время от времени пением за сценой, составляет содержание всего акта; но драматический интерес нимало не страдает от этого, поддерживаемый напряженным и живым чувством, которым исполнена каждая фраза, каждая строфа в речи героя. Весь акт представляет собой как бы одну лирическую поэму, которую по глубине элегической выразительности можно сравнить лишь с Облаком-вестником самого Калидасы.

Здесь опять человеческое чувство раскрывается и изображается на фоне чудесных картин цветущей природы. Властитель царственных слонов приходит, скорбный, в чащу леса,

С возлюбленной в разлуке он,

И дух его о ней тоскует,

Он весь, как будто холм, увит

Ветвями, травами, цветами.

Потерявший рассудок царь принимает облако, поднявшееся с вершины горы, за демона, похитившего его возлюбленную; дождь кажется ему стрелами, которыми осыпал его злобный ракшас. Но он тут же приходит в себя.

Но нет, это новое облако,

С ним стрелы дождя,

Не дух своевольный, блуждающий

В мирах по ночам.

Вдали протянулась лишь радуга,

Не лук, чтоб стрелять,

Лишь ливень промчался стремительный,

Не полчище стрел...

Всюду чудятся герою следы утраченной возлюбленной. Он видит ее глаза, полные гневных слез, в ярких расцветах дерева кандали, ее одежду — в зеленой траве лужайки. Он обращается к павлину, кукушке, лебедю, птице чакравака и у всех спрашивает: не видел ли кто-нибудь из них Урваши? Никто не дает ответа. Он вопрошает одного за другим пчелу, слона, оленя. Вот он обращается к горе:

Ты, чьи ручьи — хрусталь прозрачный,

Чья высь — в различнейших цветах,

Чьи склоны — в музыке небесной,

Скажи, где та, кого люблю.

Он приходит к берегу реки.

Ее течение изломно,

Как гнев нахмуренных бровей,

Пресечена она для глаза

Той перевязью водных птиц,

Стряхает пену, как одежду,

И вкось рассерженно идет,

Конечно, это превратилась

Моя ревнивица в реку.

 

Он обращается к ней:

Успокойся, успокойся,

О любимая река,

Много грустных над красивой.

И веселых много птиц.

Ты течешь, о Ганге грезя.

Над тобой пчелиный рой,

Успокойся, успокойся,

Светловодная река.

Но и река не дает ему ответа. Наконец, в порыве тоски он обнимает лесную лиану — и лиана превращается в Урваши. Она была обращена в растение заклятьем.

Все движения и речи царя сопровождаются музыкой и пением за сценой. Грустной и нежной мелодией звучат невидимые голоса:

Исполнены грусти две стройные лебеди,

Скорбя о подруге своей,

Плывут между лотосов по светлому озеру,

А слезы текут и текут.

Обилие замечательно певучих и благозвучных пракритских стихов придает четвертому акту музыкальный характер. Царь выражает свои чувства декламацией и танцем. Именно четвертый акт дает более всего оснований для верного замечания Гиллебрандта, что Урваши

для европейского читателя более напоминает оперу, чем драму. Четвертый акт явно близок по своему характеру традициям народной поэзии и народной сцены.

Исследователи усматривают в его художественной форме прямую связь с древними народными обрядовыми играми в честь Кришны, которые и дали, очевидно, начало развитию театрального и драматического искусства в Индии.

Кроме центральных образов, в драме с большой художественной выразительностью очерчены фигуры царицы Аушинары, подруги Урваши — апсары Читралекхи и другие. Здесь также выведен традиционный образ «видушаки», обязательный в классической драме времен Калидасы. Но он сильно отличается от Гаутамы Малявики или Мадхавьи Шакунталы. Ему не хватает их блестящего остроумия и ловкой изворотливости. Видушака Урваши — простоватый и глуповатый спутник царя, своей неловкостью мешающий его любовному увлечению.

Любовная тоска (autsukya) и душевные переживания влюбленных в разлуке передаются Калидасой с особенным художественным мастерством и изображаются им во всех его произведениях; но наиболее проникновенно— в поэме Облако-вестник и в драмах Шакунтала и Урваши. Некоторые исследователи усматривают здесь связь с темой любви и разлуки Рамы и Ситы в Рамаяне Вальмики.

 

          

You have no rights to post comments