В прекрасный солнечный день шел однажды по дороге бедный брамин. Вдруг в пыли у самых ног его сверкнуло что-то. Он нагнулся и поднял небольшой красный камень. Брамин с любопытством повертел камень в руке, любуясь его необыкновенным блеском, потом спокойно опустил его в карман и продолжал свой путь. Так дошел он до города и остановился у лавки хлебного торговца. Тут он вспомнил, что с утра еще ничего не ел, а так как денег у него с собою не было, он вынул красный камень и предложил его торговцу за кусочек хлеба и глоток воды.
Торговец, по счастливой случайности, оказался честным человеком. Он взглянул на камень и тотчас же подал его обратно брамину: «Неси свою находку радже, честной отец! всего моего добра не хватит на уплату такой драгоценности!»
Брамин взял камень и пошел во дворец. Сперва не хотели допустить его к ражде, но когда он объявил, что хочет показать что-то неимоверно ценное, первый министр приказал доложить о нем царю.
Камень был очень похож на рубин, он так же искрился и сверкал огненными лучами; раджа залюбовался на красивую безделку. «Сколько хочешь ты за свой рубин?», спросил он брамина.
«Горсточку муки замесить лепешку, так как я очень голоден!» «Ну, нет», засмеялся раджа, «ты слишком дешево ценишь такое сокровище!» И он велел выдать брамину крупную сумму из своей сокровищницы.
Брамин с веселым сердцем отправился домой, а раджа призвал к себе царицу и вручил ей камень, строго наказывая беречь его, так как, говорил он, другого подобного нет во всем свете. Царица взяла камень, обернула его хлопком и положила в пустой сундук, а сундук замкнула двойным замком.
Так лежал огненный рубин ровно двенадцать лет и, казалось, все давно забыли о его существовании. Но тут как то вспомнил о нем раджа и снова послал за царицею.
«Неси мне рубин!», сказал он, «хочу посмотреть, в целости ли он». Царица взяла ключи, пошла в свою комнату и открыла сундук. И что же? Рубин пропал, а вместо него выглянуло из сундука веселое личико красивого мальчика. Царица поспешно захлопнула крышку и, дрожа от страха, стала раздумывать, как бы скрыть от царя странное происшествие.
Пока она раздумывала, царь потерял терпение и послал узнать, в чем дело.
Тогда царица велела взять сундук так, как он был, и отнести его радже, а сама пошла за ним с ключами и, опустившись на колени, открыла сундук перед своим супругом.
Вмиг выскочил оттуда прекрасный юноша. Все вздрогнули от неожиданности.
«Ты кто?», спросил раджа, «и где мое сокровище?»
«Я Лалджи, царевич Рубина», отвечал мальчик «больше этого знать тебе не дано».
Царь с неудовольствием отвернулся и приказал юноше удалиться из дворца.
Однако, как человек добрый и справедливый, он повелел выдать царевичу коня и оружие, чтобы не пустить его безоружного бродить по свету.
Юный царевич сел на коня и поехал, куда глаза глядят. Миновав предместье, он собирался уже выехать из города, когда увидел в стороне лачужку, а на пороге ее старуху, которая месила тесто. Она месила тесто и плакала, подсыпала муку и громко рыдала.
«О чем рыдаешь ты так, матушка?» спросил царевич.
«Я плачу о сыне своем, красавчик, рыдаю о том, что он должен умереть сегодня», отвечала сквозь слезы старуха. — Ты верно слышал о людоеде, о том, что каждый день пожирает юношу из нашего несчастного города? Теперь очередь пала на моего сына и вот почему я плачу».
Царевич усмехнулся «Не плачь, матушка. Верь мне, и ничего не бойся. Я убью людоеда и избавлю от него город. Дай мне только выспаться у тебя в доме, да смотри не забудь разбудить, когда пора придет выходить к людоеду».
«Да что мне пользы от этого?» рыдала старуха, «только и будет, что тебя убьют, а сына все таки этим не спасешь! Все равно, ему завтра придется идти... Спи спокойно, чужеземец! не стану я тебя будить!»
Снова засмеялся красивый юноша. «Как хочешь, матушка!» сказал он, «я все равно выйду к людоеду; а не хочешь меня будить, придется мне лечь где-нибудь на пути и там уж его ждать».
Он повернул коня и выехал из города. Скоро он нашел развесистое дерево, привязал к нему коня, а сам лег на траву и спокойно заснул.
Подошло время обеда и на поле показался людоед. Не слыша привычных воплей и не видя никого, чудовище решило, что горожане не исполнили своего обещания, и поклялся жестоко отомстить им. Но тут проснулся Лалджи, подскочил к людоеду и одним взмахом меча поразил его на смерть. Затем он отрубил ему голову и руки, насадил их на городские ворота и, как ни в чем ни бывало, вернулся к домику старухи. «Я убил людоеда», спокойно сказал он, «надеюсь, что теперь ты дашь мне выспаться!» И без дальнейших разговоров прошел в хижину и тотчас же крепко заснул.
Когда горожане увидели голову и руки людоеда над городскими воротами, они вообразили, что чудовище замышляет недоброе против них, и бросились к радже предупредить его об опасности. Он же, в полной уверенности, что всему виною та старуха, на сына которой пал жребий быть съеденным, отправился к ней со своими приближенными, чтобы расследовать дело. Он застал ее на пороге хижины: она громко пела и смеялась.
«Ты что смеешься?» строго спросил он. «Смеюсь от радости, что людоед убит!» отвечала она, «а пою в честь юноши, который его убил. Он теперь спит в моем доме».
Удивились люди и бросились прежде всего к городским воротам; здесь не трудно им было убедиться, что голова и руки действительно принадлежали мертвому.
Тогда раджа пожелал видеть того отважного царевича, что спал таким богатырским сном.
Когда же царь увидел юного красавца, он тотчас же признал в нем того юношу, которого утром удалил из дворца. Он обернулся к первому министру и спросил: «Чем можем мы наградить за такую услугу?»
«Мне кажется», отвечал не задумываясь министр, «только рука нашей прекрасной царевны и полцарства будут достойною наградою за его подвиг.
И царевич Лалджи торжественно получил руку прекрасной царской дочери и полцарства на придачу.
Молодая чета жила некоторое время вполне счастливо. Царевич всей душою полюбил свою красавицу супругу, а царевна не могла налюбоваться на своего нежного и благородного супруга.
Однако ее сильно раздражало то, что она не знала собственно, кто он такой. Кроме того, ей надоедали постоянные толки других женщин во дворце и насмешки их над тем, что она вышла сама не знает за кого, за чужеземца ни весть какой страны, за человека, у которого нет родины.
И вот день за днем, сперва осторожно, затем все настойчивее, стала она упрашивать супруга открыться ей, кто он и откуда пришел; и каждый раз царевич кротко, но твердо отвечал: «Сердце мое, спрашивай обо всем, но не об этом: ты не должна этого знать!»
Но царевна не могла успокоиться: она то просила и молила, то плакала и ласкалась, и решила во что бы то ни стало добиться своего. Однажды они вдвоем стояли на берегу реки и любовались прозрачными струйками. Царевна нежно прижалась к супругу и чуть слышно шепнула: «Дорогой, если любишь меня, скажи, кто ты!»
Набежавшая волна коснулась ног царевича... «О сердце мое! все, но не это: ты не должна этого знать!» И царевич с укоризною взглянул на жену.
Она же, подметив, как ей казалось, некоторое колебание на его лице, настойчиво повторила: «Если любишь меня, скажи, кто ты!»
Царевич стоял уже по колена в воде. Взгляд его был печален и лицо бледно. «Сердце мое, все, но не это! Ты не должна этого знать!» прозвучал его ответ.
Но своенравная царевна, казалось, ничего не видела она стояла на берегу и упрямо повторяла: «Скажи кто ты?» Царевич уже погрузился в воду по пояс... «Сердце мое, все, но не это: ты не должна этого знать!» «Нет, скажи мне, скажи! кричала царевна, и не смолк еще звук ее голоса, как царевич исчез, а из воды медленно поднялась сверкающая драгоценными камнями змеиная голова в золотом венце, с рубиновою звездою во лбу, бросила тоскливый взгляд на царевну и скрылась в волнах.
Долго рыдала над рекою красавица царевна, проклиная свое любопытство, ломала руки и звала любимого супруга. Она обещала щедрую награду тому, кто доставит ей хоть какую либо весть о нем, но день проходил за днем, вестей ни откуда не приходило и царевна с каждым днем все бледнела и худела от горьких слез. Но вот однажды пришла к ней одна из танцовщиц, одна из тех, что участвовала на женских празднествах во дворце, и начала так: «Странную вещь видела я сегодня ночью. Вышла я с вечера собирать хворост, набрала много, устала и легла отдохнуть под деревом.
Проспала я недолго, но, когда проснулась, вокруг было светло и такой странный свет: не дневной и не лунный. Пока я раздумывала об этом, из змеиной норы у подножия дерева вышел человек с метлою и принялся разметать полянку; за ним вышел водонос и опрыскал землю водою: за водоносом вышли два носильщика с богатыми коврами; они разослали ковры и исчезли. Я не могла понять, к чему такие приготовления; вдруг — слышу музыка где-то звучит и вслед за тем из змеиной норы выходит пышное шествие: все юноши в сверкающих одеждах, а посреди их один, по-видимому их царь. Они вышли все на полянку; царь сел по средине, музыка продолжала играть, а юноши поочередно выходили и плясали перед царем. Был один среди них с красною звездою во лбу; он танцевал плохо и казался таким бледным и больным...Вот все, что я хотела сказать».
На следующую ночь царевна просила танцовщицу проводить ее к тому дереву.
Молодая женщины спрятались за толстый пень и стали ждать, что дальше будет. Действительно, скоро засветил свет, но не дневной и не лунный; вышел с метлою человек и расчистил полянку, вышел водонос и освежил землю, вышли и носильщики со своими коврами и, наконец, под звуки нежной музыки, медленно потянулось мимо них блестящее шествие. Царевна чуть не вскрикнула от неожиданности: в прекрасном юноше с красною звездою во лбу она узнала своего дорогого супруга.
Сердце ее билось так сильно, что готово было разорваться; она старалась сдержать рыдания, чтобы не выдать своего присутствия. Царевич был страшно бледен и, по-видимому, через силу принимал участие в танцах.
Когда все было кончено, свет исчез, царевна печально вернулась домой. И каждую ночь стала она выходить к дереву и караулить, а весь день проводила в слезах, оплакивая навек утраченного супруга.
Однажды танцовщица сказала ей: «О, царевна дорогая, выслушай меня! Может быть и удастся что-нибудь сделать. Змеиный царь, по-видимому, страстно любит танцы, а перед ним танцуют ведь одни мужчины. Что, если бы он увидел женщину? Может это так бы ему понравилось, что он готов был бы все отдать ей? Позволь мне попытать счастья!»
«О нет!» возразила царевна, «научи лучше меня; сама пойду освобождать супруга».
Царевна усердно принялась учиться у танцовщицы и скоро превзошла свою учительницу. Никогда никто ни раньше, ни позже не видывал такого грациозного, нежного и обворожительного явления. Каждое движение ее было совершенство. Когда же она облеклась в тончайшую, прозрачную ткань и серебряную парчу, и накинула легкое покрывало, затканное алмазами, она вся сияла и светилась, как лучезарная звезда.
Настала ночь. С сильно бьющимся сердцем царевна притаилась за деревом и стала ждать. Вот вышел человек с метлою, водонос, носильщики и за ними вся блестящая процессия. Царевич Лалджи казался еще бледнее и печальнее обыкновенного и, когда пришла его очередь танцевать, он видимо колебался, как бы не в силах двинуться. Тогда из за дерева медленно выступила закутанная в белое покрывало, вся в белом, сверкающая алмазами женщина и стала танцевать. И что это был за танец! Все словно замерли от восторга, а змеиный царь, вне себя, громко воскликнул: «О, неведомая очаровательница, проси чего хочешь, все твое!»
«Отдай мне того, за кого я танцую!» сказала царевна. Грозно сверкнул очами змеиный царь. «Ты просишь то, чего не имела права просить и поплатилась бы жизнью за свою дерзость, если бы не мое слово. Бери его и уходи!»
Быстро, как мысль, схватила царевна за руку бледного царевича и выбежала с ним из заколдованного круга.
С тех пор зажили они счастливо и покойно и, хотя женщины продолжали приставать к ней, царевна крепко закусила язык и никогда более не старалась узнать, откуда родом ее супруг.
